Я заказал на вечер трактир «Неклюдов и сыновья», расположенный неподалеку от старой школы, куда приглашу всех, причастных к воздухоплаванию. Шампанского выставил столько, что потолок был весь в отметинах от пробок. Народ потребовал чего-нибудь покрепче — и получил коньяк и водку. К ночи я убедился, что рожденный летать умеет ползать.

Не обошлось без мордобоя. В трактир затесался некто Уточкин Сергей Исаевич, тридцатишестилетний тип плотного сложения с темно-русыми волосами, зачесанными на пробор посередине, и четырехугольным туповатым лицом с трехдневной щетиной. Он вертелся возле школы, выпрашивая разрешение полетать на халяву или деньги на наркоту, но ему отказывали, потому что был негативом Артура Анатры. Если бизнесмен добивался во всем успеха, то Уточкин, тоже занимаясь десятком дел сразу, перепробовал себя во всех видах спорта, побывав велосипедистом, мотоциклистом, автомобилистом, полетав на воздушном шаре и одним из первых в России на аэроплане, причем два года назад был очень популярен, устраивая чёсы по стране, где собирал деньги с любопытных, взлетая на несколько минут, вместо трех-пяти заявленных продолжительных полетов с пассажиром, ни в чем не добиваясь успеха, всегда оказываясь вторым, третьим и т.д., но при этом выпендривался, как первый. В придачу разбил два аэроплана, сильно покалечился и подсел на кокаин и гашиш. Уточкин был из тех, кто живет, чтобы находиться в центре внимания любой ценой, платить которую обязаны другие. Его жалели, как бывшего коллегу, подавали на выпивку и наркотики, но к аэропланам не подпускали. Вот и на моей вечеринке он, напившись, начал орать, что самый лучший в мире пилот, и оскорблять других матерно. Сперва пытались угомонить его по-хорошему, а потом наши техники и мотористы, ребята простые и обожающие инструкторов и учеников школы, вломили горе-пилоту от души и вышвырнули на улицу. Очередной его полет закончился падением мордой в грязь. Днем изрядно лил дождь, словно знал, что надо подготовить посадочную полосу для такой неординарной личности.

143

В прошлом году министр народного просвещения Кассо Лев Аристархович выдвинул идею проводить защиту диссертаций в заграничных университетах: Берлинском, Карлсруэйском, Тюбингенском и Парижском. Это при том, что иностранцы признавали, что даже российские магистерские на уровне или выше тамошних докторских. Император в этом году подписал данный указ. Не знаю, чем руководствовались эти болваны, но явно не заботой об отечественной науке. В итоге деньги потекли на содержание иностранной профессуры, которая не шибко заинтересована в увеличении количества конкурентов. В российских университетах и так не хватало преподавателей, а по мере убытия старых кадров недостача будет увеличиваться.

Ректор Левашов не обманул. Перед началом осеннего полугодия я был переведен в ординарные профессора. Теперь у меня пятый ранг, статский советник. Для моего возраста это прекрасный карьерный рост. Буду получать оклад в две тысячи четыреста рублей, квартирные и столовые по три сотни и за чтение лекций в университете и на Одесским высших женских педагогических курсах. К большому моему удивлению, в этом году традиция была нарушена, никто из приват-доцентов, как женатые, так и холостые, не захотел нарываться на неизбежные неприятности. Молодой мужчина в окружении толпы одиноких девиц обречен. Это я стар душой, мне не опасно. С учетом зарплаты заведующего лабораторией и литературных гонораров я перестал жить в минус. Доходы значительно перекрывают расходы, несмотря на старания жены.

До конца года компания «Одесский целлулоид» полностью погасила все кредиты, которые брала на постройку судна и цеха с оборудованием для производства моторного масла. Купец первой гильдии Бабкин хотел заказать еще один теплоход, но стапель был занят. Я посоветовал не напрягаться, подождать, когда накопится нужная сумма, чтобы не кормить банки. Уже начал готовиться к продаже своей части бизнеса, а отсутствие долгов приятно смотрится в отчетности и положительно влияет на цену компании.

В мае месяце написал в швейцарский банк «Ломбар Одье и Ко», поинтересовался, как обстоят дела у «Женевской строительной компании»? Сообщили, что финансовая отчетность у нее хорошая. Чтобы была еще лучше, я перевел деньги на строительство особняка и уведомил, что надо закончить до пятого июня следующего года

Отпуск мы с Вероник провели в Одессе. Последнее мирное лето. Купались и загорали на пляже, ездили в гости к Бабкиным на дачу в Куяльнике, моя жена смотрела все фильмы, которые показывали в расплодившихся электротеатрах, как сейчас называют кинотеатры. Они стали продолжительнее, «сюжетнее». Даже мультфильмы появились. В том числе российский «Прекрасная Люканида или Война рогачей с усачами». Я его уже видел лет восемьдесят вперед, поэтому, забывшись, посоветовал жене посмотреть.

— Откуда ты знаешь, что хороший⁈ — удивилась она.

— Редактор «Одесских новостей» благожелательно отзывался о нем, просил написать, — соврал я.

В наказание за длинный язык пришлось сходить вместе с ней в электротеатр и сотворить положительную рецензию, хотя с высоты двадцать первого века выглядел мультик примитивненько.

В начале зимы я сообщил компаньонам, что хочу продать свою долю бизнеса и в следующем году перебраться на постоянное жительство в Швейцарию. Новость эта их не сильно удивила, потому что и раньше давал понять, что собираюсь покинуть Россию. Купец первой гильдии Бабкин тоже хотел завязать с химическим производством и сосредоточиться на экспорте зерна и другой сельскохозяйственной продукции. Он надеялся получить свою долю нашими теплоходами и заказать еще пару сухогрузов. Не стал его предупреждать, что следующим летом турки вступят в войну на стороне немцев и перекроют проливы, из-за чего Одесса окажется отрезанной от рынков сбыта зерна, как и директора Шютца о том, что через год хлопок придется возить по суше из Средней Азии, поэтому станет намного дороже. Если узнают это, могут повести себя не так, как мне хочется. Цена на завод уж точно обрушится.

Устраивающий всех выход нашел Матиас Карлович Шютц. Он связался со своим бывшим работодателем Бродским, который Александр Абрамович, владелец «Завода анонимного общества химических продуктов и маслобоен», расположенного неподалеку от «Одесского целлулоида». Года три назад, увидев, как мы стремительно растем и богатеем, конкурент предлагал нам продать завод за четыреста тысяч рублей. Тогда мы отказались. Теперь, в конце января тысяча девятьсот четырнадцатого года, сговорились за полмиллиона без учета транспортно–логистического подразделения, которое оценили в двести пятьдесят тысяч и выделили Матвею Яковлевичу Бабкину. Я свою долю забрал деньгами, сразу переведенными на счет в швейцарском банке «Ломбар Одье и Ко», а Матиас Карлович Шютц стал совладельцем и директором «Завода анонимного общества химических продуктов и маслобоен», увеличившегося за счет «Одесского целлулоида». Все были счастливы, потому что не все знали, что ждет впереди.

Первого мая я съездил к портному Вайсману и заказал парадную и полевую офицерскую форму, потребовав, чтобы все было готово к концу месяца.

— Хотите поступить на военную службу⁈ — удивился он.

— Нет, но призовут, — сказал я.

— Думаете, начнется? — с сомнением спросил портной,

— Уверен. В ближайшие годы у вас будет много заказов, а потом еще больше неприятностей, — напророчил я.

На следующий день подал прошение об увольнении со службы по причине отъезда заграницу новому ректору Кишенскому Дмитрию Павловичу, профессору патологической анатомии, занявшему это место потому, что Левашова избрали депутатом Государственной думы. Сказал, что хочу поездить по миру, посмотреть, как развивается химическая промышленность в других странах, послушать лекции известных химиков, и пообещал, что вернусь, когда удовлетворю здоровое любопытство. Он не обрадовался, но и не сильно огорчился. Не в Императорский Санкт-Петербургский университет ведь сбегаю.