144

Распродав все лишнее имущество и запаковав все нужное, отправились в Женеву пятого июня. Вместе со мной и Вероник, которая была на четвертом месяце беременности, поехали ее мама Светлана Владимировна Соколова и служанка Глаша, она же Глафира Ивановна Никоненко. Мне пришлось долго уговаривать тещу, которая не хотела уезжать надолго заграницу. Додавил тем, что, если не поедет, ее младшая дочь-любимица будет рожать одна в чужой стране, среди незнакомых людей, и пообещал, что через год вернется домой. Я не собирался надолго задерживаться на войне. Посмотрю, как сейчас сражаются, и при первом же удобном случае свалю через Румынию, Грецию. Заодно теща оставит свой дом старшей дочери, которая снимает квартиру, поможет Антиохиным накопить на собственное жилье.

В Санкт-Петербурге переночевали в гостинце «Большая северная», чтобы с таким большим багажом не носиться стремглав с вокзала на вокзал. В субботу утром заняли два соседних двухместных купе в вагоне первого класса «Северного экспресса» и продолжили путь. В Париже сразу переехали на Лионский вокзал и там дождались ночного поезда. Утром пересели на следующий в Женеву, где поселились в гостинице «Англетер», отправив большую часть привезенного барахла сразу в особняк, разместив пока в гараже.

Выглядело наше новое жилье не так красиво, как на эскизах. Зато было свое, а не арендованное. Жена с тещей неделю носились по магазинам Женевы, подбирая обои, мебель, разные мелочи. Из них мигом улетучилось раздражение, накопившееся за время путешествия. Гнездование — процесс увлекательный для дам.

Гаражи пока будут пустовать. Вероник боится ездить на машинах, а уж управлять самой — и подавно. Нанимать шофера не имело особого смысла. В Женеве все рядом, доедет на извозчике, которых здесь хватает. Гражданство тоже решил пока не получать, чтобы не платить налоги, которые здесь больше, чем в России. Хватит им налога в полпроцента на земельный участок и теперь дом на нем.

Квартиру над гаражами заняла бездетная семейная пара Кистлеров. Муж Рафаэль — плотный коротконогий молчаливый мужчина с черными волнистыми волосами и насупленными густыми бровями — был поваром, довольно таки хорошим, а жена Лу — тоже плотная и коротконогая, но блондинка, общительная не в меру, как по мне, хотя Вероник это нравилось — работала служанкой. Они перебрались в Женеву, чтобы накопить денег на собственный трактир. Глаша была повышена до гувернантки. Нанял заодно и приходящего раз в неделю садовника, чтобы ухаживал за двумя яблонями, двумя грушами, сливой, вишней, кустами крыжовника, черной, красной и белой смородины, грядкой земляники и большим количеством роз и других цветов, которые были посажены еще во время строительства, до нашего приезда.

Одновременно с домом я занимался нашими финансовыми делами. На часть переведенных зимой денег еще тогда были куплены по моему распоряжению облигации кантона Женева на двести тысяч франков, чтобы дохода от них и приобретенных ранее хватало на приличную жизнь. Деньги будут переводиться на банковский счет Вероник. Большую часть остальных вложил в строящую гидроэлектростанцию на реке Рона. Закончат ее не скоро, но мне спешить некуда. Промышленность Швейцарии будет расти, электричества потребуется много, предприятие будет прибыльным. На всякий случай написал завещание. Если пропаду без вести, через три года наследниками станут жена и ребенок, родившийся до конца этого года.

Как-то утром с Вероник и Глашей поехал на извозчике по магазинам. Мне надо было в один, а жене во все, какие попадутся по пути, поэтому расстался с ними возле оружейного, сказав, что сразу вернусь домой, пусть добираются сами. Хозяином и продавцом в магазине был сухощавый подтянутый мужчина лет пятидесяти трех с черными, гладкими, коротко стриженными волосами, седыми на висках, голубыми глазами и длинноватым носом, под которым были тонкие усы, визуально увеличивавшие верхнюю губу, такую узкую, что еле заметна. Костюм-тройка смотрелся на нем, как военная форма. Может быть, бывший офицер, а может быть, выправка осталась с тех времен, когда служил в армии. В Швейцарии обязательная воинская повинность, но можно закосить официально, платя три процента от дохода в возрасте от двадцати до тридцати лет. Бедные такими деньгами не швыряются, поэтому предпочитают отслужить пять месяцев, а потом до тридцати лет раз в два года переподготовиться в течение трех недель, даже если со здоровьем не все в порядке.

Я приехал зарядить ружейные патроны для охоты на уток, которых можно отстреливать в определенных местах в четко указанные сроки без ограничений по количеству. Вот я и настрелял столько, что половину добычи раздал соседям и случайным прохожим. Набивать патроны самому было влом. Мне сказали, что это можно сделать в любом оружейном магазине, оплатив заряды и работу. Я привез патронташ с двадцатью четырьмя латунными гильзами.

— По франку за патрон, две дюжины за двадцать два, — назвал цену продавец. — Будут готовы через три часа.

Я заплатил, сказал, что заеду завтра, и решил посмотреть, что еще есть в продаже. В первую очередь меня интересовали снасти для рыбалки. Ловить рыбу удочками можно в любом месте, где не мешаешь другим, что в озере, что на реке, и в любое время, кроме мая месяца, когда здесь нерест. Я прошел вдоль витрины, где под стеклом лежали крючки, поплавки, грузила, леска из шелка с добавлением смол и еще чего-то, что производители держат в секрете. Нейлоновых пока нет, как и самого нейлона. Ничего интересного не увидел, пока не дошел до последней секции, самой большой. Там лежали оптические приборы: лупы, монокуляры, бинокли, перископы, дальномеры и даже артиллерийская буссоль. Попросил показать мне восьмикратный бинокль, дальномер и буссоль. Все оказались производства немецкой фирмы «Карл Цейс Йена». Ее продукция в Российской империи и не только считается самой крутой. Купил без раздумий, выписав чек на банк «Ломбар Одье и Ко». Сделал на всякий случай чековую книжку на три тысячи франков. Мало ли куда судьба занесет⁈

— Месье — офицер-артиллерист? — поинтересовался продавец, запаковывая покупки.

— Лейтенант резерва, — ответил я.

— Я тоже служил в артиллерии, — сообщил он, не уточнив звание.

Вернувшись домой, я оставил оптические приборы в гостиной на столе, потому что в моем кабинете горничная Лу делала приборку, и, развязывав на ходу галстук и сняв пиджак, поднялся по деревянной лестнице с массивными перилами на резных столбиках на второй этаж. Проходя мимо спальни тещи, увидел ее стоящей у окна. Светлана Владимировна была в тонком платье, белом с мелкими желтыми цветочками. Ткань просвечивалась, хорошо было видно тело, стройное, с полноватой задницей рожавшей женщины. В последнее время Вероник потеряла интерес к любовным утехам, поэтому силуэт у окна показался мне предельно сексуальным. Теща повернулась в самый последний момент. Встретившись со мной взглядом, сразу опустила глаза и тихо пискнула, когда сильно сдавил ее, обняв. На поцелуй отозвалась, не ломаясь, и, поваленная на кровать, сама подобрала подол платья. Нижнее белье отсутствовало. Влагалище было сухим, поэтому завелась не сразу, а потом левой рукой закрыла рот, чтобы приглушить стоны, а правой вцепилась в мою левую ягодицу, царапая ее, когда кончала бурно, резко дергаясь всем телом.

Отдышавшись, я перевалился с нее на темно-красное покрывало, которым была застелена кровать. Теща лежала с закрытыми глазами и размякшим от счастья лицом. К покрасневшему, влажному от пота лбу прилипла светлая прядь волос. Как догадываюсь, для нее важнее было не полученное удовольствие, а то, что интересна, как она думает, молодому мужчине. Значит, не все потеряно…

— Уходи, — тихо попросила теща.

Я чмокнул ее в щеку, поднял с темно-красного деревянного пола темно-серый пиджак и синий в красную полоску галстук и пошел в туалет.

Вероник сразу догадалась, что произошло. Ничего не говорила, просто показывала мне всем своим видом, что знает. С мамой не общалась, потому что та сказалась больной и ни на обед, ни на ужин не вышла. Когда легли спать, жена начала ласкаться.