Всего у меня девять работников. С таким количеством — от семи до десяти при использовании двигателей — попадаю в шестой из восьми разрядов промышленных предприятий. Промысловый налог будет двадцать пять рублей и пятипроцентный дополнительный сбор с прибыли, которая будет определена с моих слов, поскольку не обязан к публичной отчетности. В пятом придется платить пятьдесят и такой же дополнительный. Во втором, где числится сейчас «Одесский целлулоид» — от двухсот до пятисот рабочих — тысяча рублей, плюс налог с акционерного капитала в пятнадцать сотых процента, плюс сбор с прибыли по публичной отчетности: при величине ее до трех процентов на основной капитал не облагалась, выше трех до десяти — шесть процентов, выше десяти — шесть и еще пять процентов на то, что более десяти. Благодаря куклам, у нас прибыль колеблется между двадцатью и тридцатью процентами.

— Отдать швартовы, — командую я.

Несколько рабочих из полусотни, собравшихся посмотреть на маневры каракатицы, как они называют буксир-толкач за необычный дизайн, бросаются к кнехтам на пирсе, чтобы скинуть гаши послабленных концов.

Я перевожу рукоятку правого двигателя на электрическом телеграфе на сектор «Малый назад». В машинном отделении раздается трезвон, который обрывается, когда и там на телеграфе переводят рукоятку на такой же сектор. Правый двигатель начинает урчать надсаднее, глуше. Между бортом судна и пирсом протискиваются голубовато-серые струи с белой пеной, и последний как бы начинает уплывать назад и вбок.

Когда форштевень равняется с торцом пирса, я говорю боцману:

— Полборта лево! — и перевожу на телеграфе рукоятку правого двигателя в сектор «Средний назад», а после того, как в машине выполнят команду, левого двигателя в сектор «Самый малый вперед» и, выждав немного, приказываю рулевому: — Право на борт!

«Альбатрос», быстро потеряв инерцию заднего хода, начинает разворачиваться почти на месте. Даю ему возможность крутануться на триста шестьдесят градусов, продемонстрировать свои качества, останавливаю, а потом перевожу на самый малый передний ход правую машину и веду буксир-толкач к барже «Чайка». Отойти от пирса может каждый, а вот красиво ошвартоваться только опытный. Я почти три года не занимался этим, но, как говорится, навыки не пропьешь. Стукнули баржу носом в корму мягко, благо у буксира впереди и у баржи сзади деревянные кранцы — толстые бревна прямоугольного сечения, закрепленные пропущенными через них, длинными, стальными, законтрагаенными болтами.

— Хорошо швартуетесь! — похвалил главный инженер Штерн.

— Дядя-капитан научил, — скромно произнес я.

Мы ждем, когда матросы под руководством боцмана сцепят «Альбатрос» с «Чайкой». Процесс не сложный, но требует времени. Обмениваемся мнениями о маневренных качествах судов с двумя винтами. Я делюсь знаниями, просвещая в первую очередь своих работников. Перед этим два вечера читал им лекции по плаванию по морю и реке на судах с плоским дном, способах маневрирования и швартовки по течению и против него.

Когда сцепка была закончена, я сказал капитану Сватову:

— Командуйте. Меня на мостике нет.

Это для меня нет, а для него еще и как есть. Я вижу, как он старается не показать, как волнуется, как переводит сперва слишком резко, а потом слишком медленно рукоятки телеграфа, как осипшим вдруг голосом отдает команды рулевому. Буксир-толкач отходит от пирса, медленно разворачивается носом на выход из гавани. Капитан начинает успокаиваться. Дальше будет легче, пока не вернемся сюда и будем швартоваться.

— Пойдемте в кают-компанию, — приглашая я главного инженера, его помощников и инженера Вострякова. — Когда подойдем к мерной линии, нас позовут.

Мы спускаемся по трапу на палубу, где четыре офицерские каюты, потом на следующую, где обитает рядовой состав и находятся камбуз и кают-компания, совмещенная со столовой. Это помещение с двумя намертво приделанными к палубе столами, один четырехместный, второй шестиместный, и стульями с вертящимися сиденьями. Свет попадает через три круглых иллюминатора, глухих, потому что расположены всего на сорок сантиметров выше ватерлинии. При небольшой волне будет заливать. Мы садимся за больший стол, чтобы поместились все. Он уже накрыт: водка в графине, паюсная икра, соленая осетрина, тонко нарезанная ветчина, хлеб пшеничный и ржаной высшего сорта. Как ни странно, дешевый хлеб до сих пор с «песочком».

Обслуживает нас кок — мужчина с лицом бледным, будто покрытым белилами, из-за чего кажется бабьим, облаченный в белый колпак и курточку. На собеседовании сказал, что работал коком на парусниках, потом устроился в ресторан Складариса на Греческой улице. На суше платили немного больше, но половина зарплаты уходили на съем жилья рядом с местом работы, потому что трудился допоздна, а ночью опасно разгуливать по Одессе, особенно за пределами Города. Решил подзаработать у меня. Видимо, копит на собственный трактир. Я плачу меньше, зато жилье и кормежка бесплатные. Ресторан Складариса, скажем так, заведение второго уровня, в такие не хожу, поэтому не стал проверять. Все равно готовить кок будет для экипажа — людей неприхотливых. Начнут жаловаться, найму другого.

Мы выпиваем за новые два судна, чтобы они жили долго и счастливо, потом за «РОПиТ», чтобы и дальше строил хорошо и быстро, потом за автора необычного проекта и инженера, воплотившего все это в жизнь… Гости закуривают, и вскоре помещение наполняется дымом. Я терплю, благо мучиться пришлось недолго. Прибежал матрос и доложил, что подходим к мерной линии.

Это две пары створов, расположенных на берегу на удалении три мили друг от друга. Есть больше, до десяти миль, которые точнее, но мой буксир не будет ходить в океане по счислению, особая точность не нужна. Тем более, что ветер и течения будут вносить поправку, которую учесть без прибора трудно, а индукционных лагов пока нет, используют ручные, механические (опускают вертушку за борт и по количеству оборотов определяют пройденной расстояние) и электромеханические (вертушка при каждом обороте замыкает цепь и передает по проводам на мостик количество оборотов-замыканий. Именно такой стоял на крейсере «Варяг». Жаль, я забыл устройство индукционного лага, а то бы запатентовал. Говорили мне в мореходке: «Учи матчасть!».

«Альбатрос» толкал «Чайку» в балласте в одну сторону со скоростью двенадцать и девять десятых узлов, а обратную — двенадцать и две. Решили принять среднюю скорость в балласте равной двенадцати узлам. Значит, в грузу будет идти около десяти. От Одессы до Днестровского лимана добежит часа за три. Это хороший показатель. За такой короткой срок буксир с груженой баржей, выйдя по хорошей погоде, вряд ли будут застигнуты штормом на переходе по открытому морю, разве что началом его. На всякий случай я объяснил капитану, что в первую очередь спасать надо буксир-толкач, который стоит дороже.

Вернувшись в порт Одесса, сразу встали под погрузку, которая начнется утром. Количества груза увеличилось. Во-первых, мой компаньон Бабкин Матвей Яковлевич решил отправить в Могилев-Днестровский не только оборудование для карьеров, но и продукцию нашего завода. Он уверен, что гребни, расчески, линейки, куклы и солдатики там пойдут так же хорошо, как и в большом городе. Во-вторых, узнав, что по результатам успешной прошлогодней геологической экспедиции профессору Ласкареву выдели деньги на продолжение исследований в Бессарабии, я предложил бесплатно и, главное, без спешки и суеты, перевезти имущество в город Сороки. Оно там будет ждать прибытие на поезде геологической партии, в которую в этом году набралось в три раза больше желающих, причем были и с других отделений. Студенты узнали от побывавших в прошлом году, что работа будет не тяжелая, на хозяйских харчах, с большим количеством вина и широким выбором приключений по вечерам на любую задницу. Плюс благожелательное отношение преподавателя на экзамене по геологии.

6

111

Я предполагал, что расставание со Стефани выльется в скандал, но ошибся. Вечером она собрала и упаковала свое барахлишко. Мы довольно бурно позанимались любовью в последний раз. Я все ждал, что вот-вот начнется, и незаметно заснул. Утром Стефани сообщила, что выходит замуж.