Места здесь красивые. Оба берега пока покрыты лесами. Много птиц, зверей, рыбы. Живи — не хочу! Поэтому здесь постоянно воевали. Скоро опять будут.

Я приготовил спиннинг, закинул блесну под правый берег, где глубже. Она еще не дошла до дна, как «стукнуло». Я подсек, начал вываживать. Выберу слабину — попущу малость, опять помотаю катушку — наклоню спиннинг к воде. Судя по сопротивлению, предположил, что попалась щука или судак на кило, не меньше. Вытащил небольшого, грамм на триста, темно-зеленого окуня с черными полосками, который загнул хвост почти перпендикулярно туловищу, не желая покидать воду. Второй раз блесна упала почти у обрывистого берега, даже подумал, что зацепится за кусты, потеряю ее. Опустил почти до дна и только начал потихоньку выбирать шелковую леску, как клюнуло. Вываживать было легче, хотя рыба оказалась крупнее, на полкило. Попался хариус. Это очень пугливая рыба. Странно, что работа винтов и шум двигателя не испугали его. Наверное, совсем оголодал. Дальше были окуня и щуки. Одна потянула кило на три. Так польстил мне кок. Он сперва с юмором отнесся к моим словам, что на обед будет свежая рыба. Когда где-то через час вышел из надстройки и увидел, что палуба на корме завалена уловом, сразу приуныл. Тяжело вздохнув, он сходил на камбуз за ножом, разделочной доской и большой кастрюлей. Расположившись неподалеку от меня, принялся быстро шкерить рыбу. Каждый раз, когда я вытягивал следующую, кок становился всё грустнее.

На причале нашего погрузочно-складского комплекса уже ждали два работника. Они приняли швартовы, накинули на деревянные кнехты, которые были продолжением свай, вбитых в дно. Матросы открыли крышки второго трюма. Рабочие тросами завели поворотная часть желоба. Одни свистнул — и вскоре зашуршали кусочки фосфоритов, скользящих по жести. Первые падали в пустой железный трюм громко, с эхом. Когда покрыли дно, шума стало меньше. На палубу, надстройку, причал полетела желтоватая пыль.

Глотать ее у меня не было желания, поэтому с носа баржи помахал рукой проплывавшей мимо лодке с двумя гребцами и рулевым, везущих корзины с яблоками, и предложил:

— Подвезите до Могилева, заплачу рубль!

Простые, искренние слова нашли отклик в черствых сердцах лодочников. Судя по тому, что были похожи друг на друга, за рулевым веслом сидел отец лет за пятьдесят. длинноусый и с седой многодневной щетиной, а на веслах — сыновья, тоже усатые, но с выбритыми подбородками. Все трое в черных вязаных шапках-блинах, белых рубахах и штанах из поскони, босые. На дне лодки хлюпала водица. Я сел на носовую треугольную банку. Попробовал из ближней корзины яблоко, крупное, красно-желтое, оказалась мягким, сочным, сладким. После чего полулег, поместив ноги на узкий планширь, накрыл лицо шляпой и попробовал прикорнуть, слушая, как отец и сыновья обсуждают меня на местном диалекте молдавского языка, уверенные, что я не понимаю. Быстро пришли к выводу, что я тот самый богатый, мягко выражаясь, чудак, который живет в гостинице и сорит деньгами. Так уж и сорю⁈

113

Вернулся в Одессу поездом двадцать седьмого июля, в пятницу. Компаньоны выдали мне двести рублей премии за организацию процессов добычи и поставки минералов в Одессу. К тому времени пирит еще не привозили, но гипс, известняки и фосфориты поступали исправно и продавались хорошо.

В понедельник заглянул в университет, чтобы узнать, не вернулась ли геологическая экспедиция. Нет, еще работают где-то южнее Кишинева, в котором проживает профессор Ласкарев. По крайней мере, оттуда он прислал телеграмму в середине прошлой недели. Заодно узнал новость, не удивившую меня: в день моего возвращения Занчевский Иван Михайлович, статский советник, кавалер двух орденов и медали, получавший от государства оклад ординарного профессора в две тысячи четыреста рублей, надбавку за ректорство в полторы тысячи, три сотни столовых и казенную квартиру, снят с должности и находится под следствием по обвинению в принадлежности к партии социалистов-революционеров (эсеров). То ли ему недоплачивали, то ли без зазрения совести брал деньги у врагов и гадил им на всю зарплату. Администраторы университета в панике: до пятнадцатого августа продолжается набор абитуриентов, а подписывать бумаги некому. Из отпуска срочно отозвали проректора Васьковского Евгения Владимировича, ставшего ординарным профессором юридического факультета только в прошлом году и тогда же избранного на высокую должность за активную поддержку студенческого движения. В то время революционеры были в моде.

Сейчас, когда бомбистов вешают пачками и становится всё спокойнее, маятник полетел в другую сторону. Двадцатого августа новым ректором, точнее, временно исполняющим обязанности, стал заслуженный профессор Петриев Василий Моисеевич. Так понимаю, выбрали его потому, что в порочащих связях с политикой замечен не был и при этом являлся ученым с именем, поэтому «наверху» одобрят. Только вот со здоровьем у Василия Моисеевича становилось все хуже, поэтому он сказал, что послужит, пока может, но просит быстрее выбрать и согласовать с министерством просвещения другую кандидатуру.

После лекции по геологии мы с профессором Ласкаревым поболтали о летних мероприятиях. Он рассказал о результатах экспедиции, которая дала много материалов по геологическому строению Бессарабии и палеонтологии. К тому же, так сказать, был и побочный продукт — нашли немного кальциевой селитры, нефти, глины для гончарного производства. В этом плане губерния была бедновата.

— А как вы провели лето? — поинтересовался профессор.

— Наладил добычу гипса, технического известняка, фосфоритов и пиритов, найденных нами в прошлом году, — коротко доложил я.

— Вы практик, у вас это хорошо получается. В экспедиции мне очень не хватало ваших организаторских способностей, — похвалил он и предложил: — Почему бы вам не написать статью об этих месторождениях и в конце добавить, как именно добываете их? Я дам вам прошлогодние материалы.

— Давайте попробую, — пришлось мне согласиться, хотя особого желания не было.

Мне хватало работы в химической лаборатории на заводе, где пытался получить пластик, не такой горючий, как целлулоид. Теперь у меня в штате два лаборанта — студенты химического отделения, решившие поработать год, чтобы накопить на дальнейшую учебу в университете, что сейчас в порядке вещей среди малоимущих. Я пообещал, что в качестве премии завод оплатит им все предметы за следующий учебный год. На самом деле оплачу я, но им знать это не обязательно. Теперь мне не надо самому проводить сотни опытов. Я давал лаборантам задание, что, с чем и в каких дозировках смешивать, а потом просматривал результаты. Если было что-нибудь интересное, проверял сам.

Вдобавок пописывал критические статьи для «Одесских новостей». Поскольку Русский театр еще не восстановили после пожара, хотя работы шли полным ходом, переключился на литературу. Прочитаю какую-нибудь графоманию, а уровень ее зашкаливал, как повторится в девяностые этого века — накалякаю на нее пасквиль. Издатели поняли, что плохой рекламы не бывает, или есть, или нет, поэтому отстегивали газете за подобные статьи и присылали бесплатные экземпляры, а та давала их мне и, может, еще какому-нибудь критику и делилась деньгами, увеличив гонорар почти вдвое. Я еще подумал, что, если бы был малоимущим студентом, мог бы за счет газетных публикаций оплачивать учебу и жить скромненько.

Но самым доходным способом убивать свободное от учебы время была логистика — управление речными грузовыми перевозками. На Одессу груз был всегда. Если не накопилось достаточного количества фосфоритов и пирита, грузились в Могилеве-Днестровском зерном для купца первой гильдии Бабкина, благо урожай уже собрали и засыпали в элеваторы. Более того, однажды приехав в порт к приходу своих судов, с удивлением обнаружил, что с них выгружаются пассажиры, причем не только с ручной кладью. Оказалось, что экипаж имел нехилую подработку. Сделал капитану Сватову втык, предупредив, что еще раз попадется — лишится хорошей работы и получит черную метку, но, понимая, что соблазн слишком велик, договорился, что будут отдавать мне половину денег с попутных пассажиров и грузов не больше десяти пудов. Во избежание махинаций пассажирам выдавались квитанции, которые надо было хранить до выхода с территории порта, чтобы я мог сделать выборочную проверку. Иногда приезжаю и останавливаю «попутных» перед тем, как зайду на «Альбатрос» за деньгами и для отдачи распоряжений. Пока без замечаний.