Национальность – одессит (СИ). Страница 3

Это был сухощавый южанин лет сорока. Волнистые, черные с редкой сединой волосы тщательно зачесаны назад. Стрижка короткая, виски косые, брови густые, почти сросшиеся, нос длинный крючковатый, усы аккуратно подстрижены и плавно переходят в короткую бородку. Одет в темно-серый костюм-тройку и белую рубашку, на брюках стрелки. Я уже забыл, что это такое. Галстук узкий темно-синий. На ногах черные кожаные полуботинки, начищенные. Когда-то для меня ходить в костюме да еще с галстуком было наказанием, а сейчас смотрел на одетого так человека — и радовался. Спускаясь по последнему пролету, он без радости, с недоумением смотрел на меня и рикшу с моим скромным барахлом. Зеркала с собой у меня не было и по пути не попадались, поэтому не знаю, насколько привлекательно выгляжу с шишкой на лбу и в странной для нынешней моды, мятой и грязной одежде. Судя по взгляду южанина, я не тянул на того, кому по карману поселиться в таком шикарном месте.

— Доброе утро, молодой человек! — поприветствовал мужчина, спустившись с последней ступеньки, и, видимо, на всякий случай поинтересовался: — Желаете остановиться у нас?

Я поприветствовал в ответ и добавил:

— Если не очень дорого.

— За номер люкс рубль в сутки, за другие номера на втором этаже семьдесят пять копеек, а на третьем по шестьдесят пять. Дешевле и лучше не найдете. До войны цены начинались с двух рублей, — проинформировал он.

— Пожалуй, поживу у вас на втором этаже, — согласился я и заплатил рикше шесть цяней, добавив один на чай, после чего он, положив мои вещи на ближний журнальный столик, попятился к двери, кланяясь и благодаря на ломаном русском языке, хотя знал, что говорю на китайском.

Наверное, забыл от радости, что рабочий день начался так удачно.

— Сколько дней проживете у нас? — доставая из-под стойки толстенную тетрадь в кожаном переплете, спросил мужчина.

— Понятия не имею, — честно признался я. — Пока не решу свои дела.

— По какому делу прибыли? — задал он следующий вопрос, поставив рядом с тетрадью чернильницу и деревянный стаканчик с заточенными карандашами и деревянными ручками с металлическими перьями.

— По трагическому, — шутливо произнес я и проверил свою легенду: — Работал штурманом на пароходе «Мацзу» под португальским флагом. Ночью мы подорвался на мине где-то неподалеку отсюда. Во время взрыва я ударился головой, — потрогал шишку на лбу, — потерял сознание. Когда очнулся, пароход уже тонул. Схватил, что успел, выбрался на главную палубу, а там никого и шлюпок нет. Хорошо, на мне спасательный жилет был. В нем и отправился в плавание. К счастью, берег оказался недалеко.

Судя по соболезнованию на лице собеседника, байка проканала.

— Говорят, мин много наставили и наши, и японцы, — сообщил он, после чего спросил: — Паспорт есть?

— Нет. Он был у капитана, который боялся, что сбегу в порту. Жалованье задерживал, сукин сын! — ответил я и, заметив, как напрягся мужчина, успокоил: — Деньги у меня есть. Кое-что продал китайцам в Кантоне, где мы грузились на Тяньцзинь.

— Сегодня же сходите в полицию, пропишитесь у меня и закажите новый паспорт, иначе у нас обоих будут неприятности, — посоветовал он.

Странно, я был уверен, что прописку придумали коммунисты, поэтому поинтересовался:

— Какие именно?

— Штраф. Для вас небольшой, пятнадцать копеек в день, но не более десяти рублей, а вот с меня сдерут пятьдесят целковых, — рассказал он и спросил: — Как вас запишем, молодой человек?

Я назвал настоящую фамилию, имя и отчество, от которых уже порядком отвык, даже показались фальшивыми.

— Я хозяин гостиницы. Зовут Константин Георгиевич. Фамилия Милиоти, — представился он.

Говорил он с южным акцентом, шокающем и с фрикативным «г», поэтому я задал уточняющий вопрос на греческом языке:

— Вы грек из Малороссии?

Хозяин гостиницы радостно заулыбался и уточнил:

— Из Тавриды. Севастополь, — после чего спросил: — Откуда знаешь греческий язык?

— В Одессе вырос, — ответил я. — Там все полиглоты.

— Это верно. Рядом со мной держал ювелирную лавку иудей из твоего города. Так он говорил на шести языках. Уехал, пройдоха, в самом начале войны, в феврале. И мне советовал, а я не послушал. Ему было проще, товар занимает мало места. Погрузил в купе поезда и укатил. А гостиницу в вагон не втиснешь, и оставить не на кого, — поведал Константин Георгиевич, после чего взял ключ с номером два и предложил: — Пойдем, покажу твой номер. Единственная служанка-китаянка ушла с моей женой на базар. Остальную прислугу мы распустили. Сами справляемся. Всего два жильца осталось, ты третий.

Мы поднялись по лестнице со скрипучими ступеньками на второй этаж, где в конце полутемного коридора были номер один слева и номер два справа.

— Окно на улицу, на север. Комната не так сильно нагревается днем, — предупредил господин Милиоти, открыв дверь ключом и толкнув внутрь. — Если хочешь, могу дать с окном во двор.

— Не надо, — отказался я, потому что не собирался задерживаться здесь надолго.

Комната была скромной: двуспальная деревянная кровать с двумя белыми подушками горкой поверх темно-синего покрывала, небольшой стол и два стула с деревянными сиденьями, шкаф для одежды с овальным зеркалом, вставленным в одну из дверок. Ночная посудина отсутствовала.

— Уборная и умывальник в противоположном конце коридора. Для кавалеров направо. Впрочем, можно в любой: дам сейчас нет, — проинформировал хозяин гостиницы. — Если надо что-нибудь постирать, пришлю служанку, когда вернется. К завтрашнему утру будет чистым и отглаженным.

— Надо, но не сейчас. Не во что переодеться. Сейчас приведу себя в порядок, а потом схожу в банк, поменяю деньги, в полицию по поводу прописки и на обратном пути куплю одежду, — поделился я своими планами. — Не подскажите, где они находятся?

— Русско-Китайский банк в Новом городе, но на нашей улице, ближе к порту, есть отделение его, а немного дальше участок. Не пропустите и не заблудитесь, — ответил он и вышел со словами: — Не буду вам мешать.

— Сегодня какой день недели? — спросил я вдогонку.

— Пятница, двадцать третье апреля тысяча девятьсот четвертого года! — донесся веселый голос из коридора.

Видимо, он не очень-то и поверил в мою байку, по крайней мере, не во всё, рассказанное мной.

Я остановился перед шкафом. На меня смотрел угрюмый молодой человек с набухшей и посиневшей, косой болячкой на лбу, выглядевший, судя по отсутствию перелома на ноге, старше своих восемнадцати лет. Никогда не узнаю себя в зеркале. Если бы встретил свою копию на улице, принял бы за невезучего пьяницу и прошел, не поздоровавшись.

2

4

Первым на моем пути был большой двухэтажный магазин с вывеской на русском и французском языках «Марсеру. Одежда и обувь из Франции», который я миновал, потому что надо было определиться по деньгам. Отделение Русско-Китайского банка располагалось на первом этаже двухэтажного каменного здания. К входу вела каменная лестница в три низких широких ступени под полукруглым жестяным навесом. Наверное, во время ливня звон капель о металл слышит вся улица. Наружная сплошная толстая деревянная двухстворчатая дверь была открыта, причем створки пристегнуты крючками к стене. Внутренняя была одинарная и со стеклянной вставкой в верхней половине. За ней стоял массивный бородатый то ли швейцар, то ли охранник, то ли два в одном, облаченный в красный с желтым мундир и фуражку с черным козырьком. Через стекло он окинул меня грозным взглядом, остановившись на шишке на лбу, после чего открыл внутреннюю дверь и поприветствовал. Видимо, по утрам он видел и не таких красавцев.

Операционный зал был большой и высокий. По обе стороны от входа стояли два длинных темно-коричневых кожаных дивана и рядом с каждым по два журнальных столика, на коричневых лакированных столешницах которых лежали по несколько экземпляров местной газеты «Новый край», одностраничной, с текстом на обеих сторонах и обязательным уведомлением «Дозволено цензурою», и на одном книга, открытая примерно на середине. Предполагая, что читал ее клерк — молодой человек лет двадцати, светло-русые короткие волосы зачесаны на пробор посередине и тщательно прилизаны, концы тонких усов загнуты кверху, одет в костюм в красно-коричневую клетку, белую рубашку и черный тонкий короткий галстук завязанный бантиком — сразу направившийся ко мне, улыбаясь, как лепшему френду. В глубине зала была выгорожена зона для кассиров: деревянный барьер, покрытый лаком, на котором стеклянный в железной раме из прямоугольников, через которые не протиснется взрослый человек. Вроде бы и не решетка, но и защищает надежно по нынешним временам. Окошек для кассиров было три, но всего перед одним, средним, сидел пожилой мужчина с буйной черной шевелюрой, немигающим взглядом питона выпученных серых глаз, будто сам себя и удавливал.